Борис Вальехо, "Нет места для позора". Последний эпатаж Юкио Мисимы.

4 июля 2018378 просмотров226 дочитываний3 мин.378 просмотров. Уникальные посетители страницы.226 дочитываний, 60%. Пользователи, дочитавшие до конца.3 мин. Среднее время дочитывания публикации.

Современное искусства часто почитают "низким жанром", "недостойным великих предшественников". Например, попытки фэнтези-художников выстраивать подчеркнуто эротические композиции, которые "удобно использовать для афиш" и рисовать героев комиксов (как Джулия Белл для "Вселенной Марвел") воспринимаются, как "отказ от истинного предназначения живописца". Может быть, в чем-то с этим и можно согласиться. Но нельзя и забывать, что именно работы современных авторов привлекают новое внимание к классическим сюжетам. Те из зрителей, кто и не заинтересовался бы картиной о каком-нибудь античном сюжете и тем более не пошёл бы в музей - наткнувшись на иллюстрацию к старому мифу в интернете, может сначала заинтересоваться самим мифом, а потом - и историей его отображения в живописи. А что уж говорить, о тех сюжетах, которые просто не могли быть изображены "классическими" мастерами, поскольку состоялись уже после их жизни? Сюжетах, подсказанных не мифами и литературой, а самой жизнью? Впрочем, если Борису Вальехо автору работы на заставке ("Нет места для позора", 1988) сюжет подсказала жизнь - то герою картины его подсказала классическая литература и культура. Японская. Юкио Мисима (1925-1970), иногда считается последним человеком, совершившим традиционное японское самоубийство сэппуку (нам привычней слово "харакири"; это одно и то же, просто разными иероглифами записанное). Это не совсем так. Но то, что знаменитый писатель (трижды номинант на Нобелевку по литературе, между прочим) выбрал для себя именно такой путь ухода из жизни - конечно, не случайно и очень значимо. Для мировой культуры - в первую очередь. Бывший с детства очень болезненным, всего боящимся ребенком, Мисима, что понятно, из дома выходил редко. А в отсутствие гаджетов и интернета для него оставался только один способ занять время: читать. И читал он много. Плюс к тому, неадекватная бабушка, которая забрала его у родителей (как раз по причине болезненности) и воспитывала сама, была еще и поклонницей традиционного японского театра. Так что, мальчика целенаправленно водили по спектаклям и приучали ценить и понимать классические пьесы. Что не могло не повлиять: Мисима не только писал много подражаний классическим японским драматургам (и весьма успешных, надо заметить), но и выступал, как актер (а пару раз - и как режиссер) в Кабуки и Но. О его литературной деятельности можно говорить много, но нас интересует, в первую очередь, образ его смерти у Вальехо (и его соответствие реалиям). Художника, конечно, можно привычно обвинить в "подчеркнутом эротизме" и "культе тела, свойственного масс-культуре", но правда в том, что и сам Мисима к концу жизни пришел к неустанной заботе именно о своем внешнем облике (и пропаганды красоты своего тела в тогдашних СМИ). Бывший болезненный мальчик, книжный червь, даже не поступивший после института на приличную работу из-за состояния здоровья (хотя тесты прошел лучше всех) - с 1960х годов начинает заниматься бодибилдингом, а потом и традиционным японским фехтованием кэмпо. Тогда же Мисима приходит к пониманию связи красоты с политическим высказыванием. Бывший ко времени поражения Японии и её капитуляции перед американцами после Второй Мировой войны совсем молодым человеком - Мисима очень остро переживал личное чувство унижения, связанного с приходом на его родную землю чужой культуры, чужих символов и представлений. Японская администрация охотно сотрудничала с представителями Западного мира, вводя все больше новшеств. Но эта личные переживания оставались только переживаниями. Соединившись же с идеями "пропаганды национального реванша" и "величия японской культуры" они не могли не привести к единственно логичному решению: если японец не может очиститься от позора - он должен убить себя. Если может - должен стараться очиститься, а потом - убить себя. В отличие от европейской культуры, для Японии самоубийство - не величайший грех. Прервать свое нынешнее воплощение, чтобы в будущем возродиться для нового - не предосудительно, а почетно. Самый почетный способ самоубийства - конечно, сэппуку. Да, Мисима, конечно, не самурай прошлых времен, но следовать их примеру для него - и честь, и долг. Тем более, что еще может служить доказательством величия японского духа перед американскими "варварскими" понятиями... 25 ноября 1975 года Мисима с тремя товарищами приезжает на базу японских "сил самообороны" (свою армию стране теперь иметь запрещено - еще один позор!). Будучи известным писателем, он легко договаривается о встрече с командиром. Берет его в заложники и с балкона его резиденции обращается к построившимся на плацу солдатам с призывом поднять мятеж. Солдаты равнодушны. Что ж, Мисима попытался. Теперь смыть позор можно только одним способом: убив себя. Технология к тому моменту уже много веков, как разработана (хотя, когда-то в Японии вообще не было принято сэппуку, оно появляется только тогда, когда второй, "малый" меч, вакидзаси становится непременным атрибутом самурая). Изначально бывшое сугубо индивидуальным делом, харакири обзаводится целым ритуалом с использованием помощников. В первую очередь - кайсяку, человека (обычно лучшего друга самурая), который должен в момент совершения им самоубийства отрубить ему голову. Дело не в том, что при этом способе суицида можно выжить (если делать разрез своего живота по классической схеме - нельзя). Но ранения живота - крайне болезненны. Естественно, делом чести было терпеть боль, как можно дольше (каково бы было нам, терпящим мучения даже порезав пальчик - я не берусь судить) - но японцы были не чужды своеобразной гуманности. Когда самоубийца от боли терял сознание и начинал заваливаться вперед - его мучения обрывались кайсяку. При "токугавской династии" (1603-1868) у сэппуку появляется юридическая составляющая: теперь самураю можно заменить обычную казнь, через отрубание головы на такое же отрубание, но в ходе ритуала самоубийства. Голова преступника так и так оказывалась снята с плеч - а позорных последствий для его семьи, например, не наступало. Если же благородный осужденный не чувствовал в себе сил вспороть свой живот - ему даже позволялось исполнить только ритуал: прикоснуться к животу птичьим пером, после чего - лишиться головы. Понимая заранее, что его попытка, скорее всего будет неудачной (да и что бы он делал, окажись она удачной), Мисима заранее берет с собой все необходимое для самоубийства. Так что, когда его призыв не находит отклика у солдат - он возвращается в комнату, готовит ритуальные циновки, и два меча. Ритуал требует еще написания "последнего стихотворения" - но Мисима считает, что имеет право без этого обойтись: перед поездкой он зашел на почту и отправил своему издателю рукопись своего последнего романа. Его друг и ученик Мицусиро Морита получает длинный меч и становится за спиной. Мисима снимает верхнюю часть одежды, садится на колени в позу сейдза и берет малый меч. Именно этот момент и изображен на картине. Единственная неточность (но было бы странно ждать от американского художника досконального знания процедуры): вакидзаси неудобно держать обеими руками за рукоятку, она для этого коротковата. Обычно, за рукоятку держались левой рукой, а правой брались непосредственно за лезвие, обернув его специальной тряпицей, чтобы не создавать себе дополнительных неудобств (хотя, казалось бы, какая разница?). Все проходит не совсем так, как планировалось. Мисима исполняет свою часть верно - но отрубить голову (даже острым мечом) не так-то просто. Мориа пытается несколько раз - но у него не выходит. В конце концов, меч забирает еще один из товарищей Мисимы и наносит последний удар. Заслужил ли Юкио Мисима новое, лучшее перерождение - мы не знаем. Но поддержать свой имидж истинного патриота, носителя не только японской культуры жизни, но и культуры смерти - смог однозначно. А для нас нынешних, отличным трамплином к тому, чтобы узнать побольше об обстоятельствах его смерти (и чем черт не шутит, может начать читать книги Мисимы или труды по японской культуре) - служит именно работа Бориса Вальехо. Так что, в соединении классического сюжета и новой формы, как мне кажется, можно найти только сплошную пользу...

Современное искусства часто почитают "низким жанром", "недостойным великих предшественников". Например, попытки фэнтези-художников выстраивать подчеркнуто эротические композиции, которые "удобно использовать для афиш" и рисовать героев комиксов (как Джулия Белл для "Вселенной Марвел") воспринимаются, как "отказ от истинного предназначения живописца". Может быть, в чем-то с этим и можно согласиться. Но нельзя и забывать, что именно работы современных авторов привлекают новое внимание к классическим сюжетам. Те из зрителей, кто и не заинтересовался бы картиной о каком-нибудь античном сюжете и тем более не пошёл бы в музей - наткнувшись на иллюстрацию к старому мифу в интернете, может сначала заинтересоваться самим мифом, а потом - и историей его отображения в живописи.

А что уж говорить, о тех сюжетах, которые просто не могли быть изображены "классическими" мастерами, поскольку состоялись уже после их жизни? Сюжетах, подсказанных не мифами и литературой, а самой жизнью?

Впрочем, если Борису Вальехо автору работы на заставке ("Нет места для позора", 1988) сюжет подсказала жизнь - то герою картины его подсказала классическая литература и культура. Японская.

Юкио Мисима (1925-1970), иногда считается последним человеком, совершившим традиционное японское самоубийство сэппуку (нам привычней слово "харакири"; это одно и то же, просто разными иероглифами записанное). Это не совсем так. Но то, что знаменитый писатель (трижды номинант на Нобелевку по литературе, между прочим) выбрал для себя именно такой путь ухода из жизни - конечно, не случайно и очень значимо. Для мировой культуры - в первую очередь.

Бывший с детства очень болезненным, всего боящимся ребенком, Мисима, что понятно, из дома выходил редко. А в отсутствие гаджетов и интернета для него оставался только один способ занять время: читать. И читал он много. Плюс к тому, неадекватная бабушка, которая забрала его у родителей (как раз по причине болезненности) и воспитывала сама, была еще и поклонницей традиционного японского театра. Так что, мальчика целенаправленно водили по спектаклям и приучали ценить и понимать классические пьесы. Что не могло не повлиять: Мисима не только писал много подражаний классическим японским драматургам (и весьма успешных, надо заметить), но и выступал, как актер (а пару раз - и как режиссер) в Кабуки и Но.

О его литературной деятельности можно говорить много, но нас интересует, в первую очередь, образ его смерти у Вальехо (и его соответствие реалиям). Художника, конечно, можно привычно обвинить в "подчеркнутом эротизме" и "культе тела, свойственного масс-культуре", но правда в том, что и сам Мисима к концу жизни пришел к неустанной заботе именно о своем внешнем облике (и пропаганды красоты своего тела в тогдашних СМИ). Бывший болезненный мальчик, книжный червь, даже не поступивший после института на приличную работу из-за состояния здоровья (хотя тесты прошел лучше всех) - с 1960х годов начинает заниматься бодибилдингом, а потом и традиционным японским фехтованием кэмпо. Тогда же Мисима приходит к пониманию связи красоты с политическим высказыванием.

Бывший ко времени поражения Японии и её капитуляции перед американцами после Второй Мировой войны совсем молодым человеком - Мисима очень остро переживал личное чувство унижения, связанного с приходом на его родную землю чужой культуры, чужих символов и представлений. Японская администрация охотно сотрудничала с представителями Западного мира, вводя все больше новшеств.

Но эта личные переживания оставались только переживаниями. Соединившись же с идеями "пропаганды национального реванша" и "величия японской культуры" они не могли не привести к единственно логичному решению: если японец не может очиститься от позора - он должен убить себя. Если может - должен стараться очиститься, а потом - убить себя. В отличие от европейской культуры, для Японии самоубийство - не величайший грех. Прервать свое нынешнее воплощение, чтобы в будущем возродиться для нового - не предосудительно, а почетно.

Самый почетный способ самоубийства - конечно, сэппуку. Да, Мисима, конечно, не самурай прошлых времен, но следовать их примеру для него - и честь, и долг. Тем более, что еще может служить доказательством величия японского духа перед американскими "варварскими" понятиями...

25 ноября 1975 года Мисима с тремя товарищами приезжает на базу японских "сил самообороны" (свою армию стране теперь иметь запрещено - еще один позор!). Будучи известным писателем, он легко договаривается о встрече с командиром. Берет его в заложники и с балкона его резиденции обращается к построившимся на плацу солдатам с призывом поднять мятеж. Солдаты равнодушны.

Что ж, Мисима попытался. Теперь смыть позор можно только одним способом: убив себя.

Технология к тому моменту уже много веков, как разработана (хотя, когда-то в Японии вообще не было принято сэппуку, оно появляется только тогда, когда второй, "малый" меч, вакидзаси становится непременным атрибутом самурая). Изначально бывшое сугубо индивидуальным делом, харакири обзаводится целым ритуалом с использованием помощников. В первую очередь - кайсяку, человека (обычно лучшего друга самурая), который должен в момент совершения им самоубийства отрубить ему голову. Дело не в том, что при этом способе суицида можно выжить (если делать разрез своего живота по классической схеме - нельзя). Но ранения живота - крайне болезненны. Естественно, делом чести было терпеть боль, как можно дольше (каково бы было нам, терпящим мучения даже порезав пальчик - я не берусь судить) - но японцы были не чужды своеобразной гуманности. Когда самоубийца от боли терял сознание и начинал заваливаться вперед - его мучения обрывались кайсяку.

При "токугавской династии" (1603-1868) у сэппуку появляется юридическая составляющая: теперь самураю можно заменить обычную казнь, через отрубание головы на такое же отрубание, но в ходе ритуала самоубийства. Голова преступника так и так оказывалась снята с плеч - а позорных последствий для его семьи, например, не наступало. Если же благородный осужденный не чувствовал в себе сил вспороть свой живот - ему даже позволялось исполнить только ритуал: прикоснуться к животу птичьим пером, после чего - лишиться головы.

Понимая заранее, что его попытка, скорее всего будет неудачной (да и что бы он делал, окажись она удачной), Мисима заранее берет с собой все необходимое для самоубийства. Так что, когда его призыв не находит отклика у солдат - он возвращается в комнату, готовит ритуальные циновки, и два меча. Ритуал требует еще написания "последнего стихотворения" - но Мисима считает, что имеет право без этого обойтись: перед поездкой он зашел на почту и отправил своему издателю рукопись своего последнего романа.

Самоубийство готовится совершить генерал Акаши Гидаю в 1552 году, после того, как армия его сюзерена проиграла битву. Прощальное стихотворение нарисовано дважды: листок с ним лежит на земле, и оно же нарисовано в верхнем правом углу, чтобы зрителю было понятней. Кайсяку, конечно нет - ритуал только формируется. Вместо меча-вакидзаси генерал планирует использовать кинжал-танто.

Его друг и ученик Мицусиро Морита получает длинный меч и становится за спиной. Мисима снимает верхнюю часть одежды, садится на колени в позу сейдза и берет малый меч. Именно этот момент и изображен на картине.

Единственная неточность (но было бы странно ждать от американского художника досконального знания процедуры): вакидзаси неудобно держать обеими руками за рукоятку, она для этого коротковата. Обычно, за рукоятку держались левой рукой, а правой брались непосредственно за лезвие, обернув его специальной тряпицей, чтобы не создавать себе дополнительных неудобств (хотя, казалось бы, какая разница?).

Здесь на гравюре Утогава Каникадзу и прощальное письмо присутствует, меч держится вообще только одной рукой за лезвие. И кайсяку нет.

А вот здесь ритуал соблюден до тонкостей. Фотграфия, 1850-е (да, японцы и ТАКОЕ фотографировали)

Все проходит не совсем так, как планировалось. Мисима исполняет свою часть верно - но отрубить голову (даже острым мечом) не так-то просто. Мориа пытается несколько раз - но у него не выходит. В конце концов, меч забирает еще один из товарищей Мисимы и наносит последний удар.

Заслужил ли Юкио Мисима новое, лучшее перерождение - мы не знаем. Но поддержать свой имидж истинного патриота, носителя не только японской культуры жизни, но и культуры смерти - смог однозначно.

А для нас нынешних, отличным трамплином к тому, чтобы узнать побольше об обстоятельствах его смерти (и чем черт не шутит, может начать читать книги Мисимы или труды по японской культуре) - служит именно работа Бориса Вальехо. Так что, в соединении классического сюжета и новой формы, как мне кажется, можно найти только сплошную пользу...