"Кощеевы сказки" (часть 2). Птица Моголь, странные сны и "вежливые ответы".

До разбора того, зачем главный герой с выкраденной из Кощеева царства молодой женой сначала убивают своих детей, а потом мажут их кровью статую своего слуги - мы доберемся в следующий раз. Это - в третьей сказке. Но и в первых двух есть много любопытного, что сразу непонятно.

Вообще, та сцена, которую обычно считают "кульминацией" - сражение между главным героем и главным плохишом - на поверку оказывается очень скудно описанной и вообще не интересной. С самого начала мы знаем: герой победит и все у него будет хорошо. Намного интересней (и включает в себя намного больше неоднозначных, перешедших в сказку из мифа, моментов) - описание его перемещения "отсюда" - "туда", из мира обыденности - в сакральный, в необычный.

Во второй сказке про Кощея (все они, например, здесь - их полезно держать открытыми) такое перемещение происходит в несколько "этапов". Причем на первых двух происходит примерно одно и то же: получив от чудесного старичка волшебного коня (про него кое-что уже было) Иван (царевич, естественно) едет "долго ли, коротко" (такие упрощенные, не подробные описания движения обозначают одно: ни для мифа, ни для сказки они не важны, значения не имеют) и приезжает к Бабе-яге. Впрочем, это только первая Баба-яга, будет еще две. Первую он с порога (когда она выспрашивает цель его путешествия) называет "сукой" и объясняет, что она не так действует. Мол, сначала его нужно накормить и "на постель повалить", а потом спрашивать.

"На постель повалить", конечно, может быть просто обозначением, замененным в адаптациях на "спать уложить". Но, если вспомнить, что, к примеру, у народов Полинезии и Южной Америки процесс инициации подростка (а про связь Бабы-яги с инициациями, "маленькими смертями", обрядами посвящения, без которых нельзя "двигаться дальше" - было в публикации про неё, собственно) мог включать в себя поочередное совокупление с самыми старыми женщинами племени... все, становится, не так однозначно...

Яга признается, что не может ему помочь и отправляет его к "большой своей сестрице". Ровно та же ситуация повторяется и там. Что дает нам замечательный ключ: хотя сказке вообще свойственно утроение, но тут речь об "удвоении + результативном визите", то есть - о элементе инициации, в котором посвящаемый должен отличить "верного" посвятителя от "ложного".

Интересно и то, что поведение Ивана-царевича в первых двух случаях капитально отличается. Третья Яга ("настоящая") получает много более вежливое обращение от героя.

Она, правда, помогает ему не сразу. Шаман должен продемонстрировать трудность задачи - что он (в данном случае - она) и делает (вспоминаем южноамериканского, который на похоронах восемь раз подступался к мертвому телу и изображал, что не может его поднять; про это было отдельно). Вызванные ей рыбы, звери и птицы никакой нужной информации не дают - но прилетевшая последней птица-Моголь рассказывает, что только что он искомой "Ненаглядной Красы" (так в этой сказке называют будущую жену Ивана).

Птица-Моголь - частый персонаж сказок (и герой "славянской мифологии" от неоязыческих "религиоведов", которые из сказок все её описание и заимствовали). При этом, знаем мы про неё не очень много. Она - в отличие от Сирина, Алконоста, Финиста и Гамаюна никогда не встречается в виде "с человеческим лицом" (или торсом), ни мужским, ни женским. Она - однозначно - очень большая и может очень далеко переносить героя сказки. И... в общем-то все. Она разговаривает - но с Ягой или с главным героем, так что это говорит, скорее, не о её, а об их чудесных способностях. Она обычно выступает в качестве "ездового животного" в экстренных случаях, а не в каком-то ином качестве (ничего не предрекает, например)

Это, по-видимому, самый древний персонаж "птичьего пантеона". Его происхождение, скорее всего, идет от неолитических понятиях о птицах, как о связующем звене между "этим" миром и "тем". Её ездовые свойства и размер, очевидно, сближают её с персонажем того же происхождения - птицей Рух из арабских сказок.

Важно то, что в этой сказке Моголь не выступает в качестве перевозчика в царство смерти. К Кощею герой попадает иначе (на том самом коне). Царство, где живет Ненаглядная Краса, очень далеко но это - не царство смерти: там служат обедни (что в царстве Кощея не только не происходит, но и не может происходить).

По дороге происходит стандартная для мифов (и непонятная для сказки) процедура кормления птицы собственным мясом (в качестве цены за посвящение). Сказка, впрочем, добавляет к нему своё: мясо с икр Ивана потом отрыгивается и прирастает к нему (после того, как птица "дунула-плюнула" - след архаичных терапевтических процедур).

Интересней то, что из-за встречи с Ягой (и прохождения обрядов), и полета на Моголь-птице) Иван становится "причастным" к тому миру, который представляет Яга. То есть, он начинает очень много спать. Он не делает этого до того (наоборот в детстве его никак не могут заставить уснуть) - и не будет делать после эпизода с Кощеем. Через внезапную и странную сонливость ("день спит, ночь спит", "спать буду 9 дней, не буди меня") сказка передает именно соотнесенность героя теперь с миром чуждым, связанным со смертью (хотя Яга, напомним - сторож-привратник, организатор обрядов посвящения, а не владыка смерти, как Кощей).

Из-за этой сонливости Кощей и сможет похитить Ненаглядную Красу, после чего с помощью стандарного набора помощников (животных, служащих не из благих побуждений, а в обмен на сохранение жизни) Иван добудет его смерть (яйцо будет, а иглы - нет), сможет победить врага, вернуть невесту и "набить мешки золотом и серебром".

То, что сказка - уже не миф подчеркивается тем, что в мифе совсем иное отношение к "золоту мертвых": его не рекомендуется забирать и им пользоваться...