Сказки (сразу три). Куда бежать от инцеста и почему

Раз когда-то мы начали тему о том, как в сказках преобразуются образы героев "официальных" религий - то и продолжим. Вообще, это явление свойственно отнюдь не только христианской культуре - но это, наверное, самая близкая всем тема. Хотя, там, где язычество сменялось не христианством, а буддизмом или исламом, происходило ровно то же самое: старые образы меняли имена, но сохраняли очень многое из своей старой сущности (ровно поэтому, в немецкой сказке, Дева Мария похищает новорожденных детей).

Отложим на будущее Косьму и Дамиана, ставших из двух людей одним и не врачом, а кузнецом. Рассмотрим сказочные сюжеты, которые (в европейском своем варианте) очень близки к житию христианской святой Димфны (специально про неё была отдельная публикация). А русский сюжет на них не очень похож, хотя связан с той же темой: бегством от инцеста. Причем, если немецкая и французская героини бегут в соседнюю страну и прибиваются к местному королевскому замку, то русская убегает не куда-нибудь, а прямиком в подземное царство.

Итак, по сюжетам.

В русской версии ("Князь Данила-Говорила") некая ведьма так сильно не любит двоих детей местной княгини, брата и сестру, что путем хитрой манипуляции вынуждает брата добиться, чтобы сестра вышла за него замуж. Ни о каких высоких (или хотя бы низких) чувствах, заметим, в тексте речь не идет: мать завещает юноше жениться только на той девушке, которой подойдет заколдованный перстенек. Подходит он только сестре молодого князя Данилы, Катерине. Она идет с ним под венец - но, благодаря помощи других, добрых "старушек" вместо брачной ночи проваливается под землю.

И вот тут у нас возникает первое недоумение: то есть, с точки зрения рассказчика, девушка вполне может совершить церковный обряд, но не должна вступать с братом в половую связь. Конечно, сразу появляется искушение решить, что для языческого сознания церковный обряд не имеет силы, а вот, если бы, по старинке, с жрецами и прочим... (такая версия нам встречалась)

Однако, сказка записана в начале XIX века в Курской губернии. Где, конечно, как и по всей России, сохранялись "пережитки" языческих представлений - но а) уже в сильно искаженной форме; серьёзно никто не считал церковное таинство недействительным и б)это, все-таки, не Сибирь.

Тем не менее, сказка сохраняет именно это представление: страшен не обряд, а именно совокупление между братом и сестрой. А почему, собственно?

Всем знакома школьная версия: инцест был объявлен табу, поскольку люди видели его негативные последствия: рождение больных детей и все прочее. А потом - сделали религиозно запрещенным то, что было вредно (ну, как мусульмане свинину, например). Но это - крайнее упрощение. Тем более в корне неверное.

Во-первых, ничего они не видели и видеть не могли: времени нужно слишком много. Более того, запрещен был инцест вообще, даже без рождения детей. Да и для того, чтобы заметить негативное влияние близкородственного скрещивания (а у домашнего скота, например, влияние было, скорее положительное) нужно было иметь представление о том, что качества будущего ребенка зависят от его отца и матери (а не от духов предков, например, или влияния какого-то бога). А это - сильно более позднее представление по сравнению с табу на инцест: табу возникло много раньше.

Во-вторых, невозможна была и чисто религиозное основание для такого запрета: во множестве представлений о происхождении мира или человека, его творцами выступают первые дети изначальных богов, божественные брат и сестра.

В Вавилоне, жрицей Иштар, с которой ритуально совокуплялся каждый год царь была обычно дочь царя, который, в свою очередь, представлял первочеловека Таммузи ( об этом уже говорили, просто напоминаем). Обряд не просто поощрял инцест - он требовал именно его.

Но тогда, почему девушка так боится именно такого развития событий, что убегает не куда-нибудь, как её европейские товарки, а прямиком в царство смерти (где её ждут все соответственные приключения)? Ответ, собственно, уже произнесен: дело именно в том, что такой процесс, в мифологической картине мира связан с такими высшими силами, с таким выделением энергии, что он просто губителен для любого, неподготовленного человека.

Табу - это вообще запрет на то, что обладает чрезмерной для неподготовленного человека энергией. Тот же вавилонский царь, сначала проходил долгий обряд подготовки (весь праздник длился 12 дней, ритуальное соитие происходило лишь в самом конце. Точно так же нельзя есть фрукты, которые объявлены табу - они наполнены такой силой, что могут и убить.

Поэтому Катерина и спасется бегством в подземный мир: лучше так, чем гарантированная смерть. И это - не её решение, она изначально и не знает, к чему приведет выполнение рекомендаций добрых старушек - это они, (малые богини, скорее всего) выбирают такой вариант - потому что знают, к чему он может привести.

Сбегают и две девушки из соответственных европейских сказок. Их принуждают к сожительству не с братом, а с отцом.

Если у Перро вместо отца выведен отчим, король и королева удочеряют свою воспитанницу в самом начале, и после смерти королевы король хочет на ней жениться (так что, суеверный страх инцеста подменен вполне понятным для аудитории нежеланием молодой девушки идти замуж за старого короля) - то у Гриммов, все происходит очень забавно: сказка начинается с "отца" и в тот, момент, когда речь заходит о его вожделении к дочери он - внезапно - становится "отчимом", а потом возвращается обратно.

И там, и там, появляются волшебные феи, подсказывающие девушкам выход.

У французов очень ясно, кто именно эта фея: чтоб добраться к ней принцесса должна сесть в золотую повозку, запряженную специальным бараном... У немцев фея является сама.

Выход заключается в заказе специальных платьев и бегстве в неприглядном виде с последующим опознанием девушки, как прекрасной принцессы по модели "Золушки" (только, вместо туфельки - золотое колечко).

Русский вариант тоже не оригинален: приключения в царстве смерти аналогичны многим сюжетам, с бегством от разъяренной ведьмы, превращением платков и расчесок в препятствия и т.п.

Крайне интересен в русском варианте самый конец сказки, где слуга не может отличить двух разных девушек, спасшихся от ведьмы: они так похожи, что и не различить. Пребывание (даже краткосрочное, на три дня) в царстве смерти, стирает прежнюю индивидуальность. Прямая аналогия здесь: "невозможность" для матерей, узнать своих детей, после прохождения ими инициации, которая всячески демонстрируется (в ритуалах австралийцев, например).

Хм, получилось длинновато - так что, спасибо, если дочитали.