Смерть и Любовь - противоположности или коллеги? (про одну старую гравюру)

Бывает, что какой-то сюжет забывается в современной культуре так плотно, что наткнуться на него можно только случайно. Зато, начав узнавать - уже не получается остановиться. И, если повезет, ты начинаешь совсем по-другому видеть привычные образы.

Так получается и тут. Связь Смерти с Любовью в европейской культуре, никогда, собственно, и не забывалась: этому были посвящены буквально миллионы произведений. И в живописи, и в литературе, и в музыке. И шедевров, и весьма средненьких опусов. Однако, их глубина не всегда раскрывалась; зачастую - они просто оставались отображением банальщины, примечательными разве что своей изощрённой техникой...

Начать надо с того, что для нас естественно представлять смерть и любовь (с маленькой буквы, наше время не благосклонно к "высоким идеям"), как некие противоположности. И в этом мы очень похожи на наших предков, живших три-четыре века назад.

Для Возрождения именно такая трактовка была привычной. Более того, творцы того времени были искренне убеждены, что следуют именно канону восприятия подобных материй в античности - противопоставляя себя (в большей или меньшей степени) мрачному морализаторству Средневековья.

Беда была только в том, что свои представления об Античности Возрождение взяло не из оригиналов, а из поздних пересказов классических сюжетов. Сделанных людьми, еще жившими "там" (в Древнем Риме, как правило) или "сразу после" и, скажем мягко, старавшимся упростить для своих собственных целей. Примерно, как составители наших детских "антологий греческой мифологии".

Дело в том, что греки изначально не считали Любовь и Смерть какими-то противоположностями. Олицетворение Любви, Эрот и олицетворение посмертной участи Тартар были, по сути, не созданиями богов (вместе с Землёй и Хаосом), а изначально существовавшими творцами всего сущего. Привычный нам образ пухлощекого ребенка, с луком или факелом (кстати, такое изображение называют путти) - равно, как и его происхождение, якобы от Ареса и Афродиты - это уже более позднее упрощение. Любовь хотели поместить "под контроль", сделать просто служанкой высших сил. Изначально же, Эрот - один из самых сильных богов, творцов Вселенной. Если уж заходила речь о том, "откуда он взялся", то в родители обычно записывали изначальных Небо (Урана) и Ночь (Нюкс).

Противоположностью Любви же античные мыслители полагали не Смерть. Но "ненависть, возникающую из-за любви". У которой имелось свое олицетворение, кстати - Антэрос, Антэрот. Отвечавший, скорее, не за пораженного выстрелом братца человека, а за предмет его вожделений. Но Антэрос (и в силу похожести тоже) быстро забылся. Уже Овидий (однозначно представитель поздней античности) упоминает "Двух Эротов", просто пару коллег.

Похож, правда? Ну, разве что, не ребенок, а юноша почти. Но перепутать немудрено. На колонне на Пикадилли, где гуляла Лайма Вайкуле, кстати - тоже он

Да-да, часто встречающийся образ "двух амуров, дерущихся за сердце" - это именно про это. Хотя они представлялись, как сказали бы сейчас "похожими до степени смешения", так что перепутать было не мудрено.

Средневековье не изменяло античные сюжеты. Они брались неизменными, просто перетолковывались в нужном русле (так, например, получилось с Аидом, который превратился в Ад - и не только за счет исчезновения одной буквы; это в русском языке так). И Эрот морализаторами того времени понимался, как существо, по преимуществу, злокозненное: имевшее вид маленького ребенка, но являвшееся по сути, демоном. Иногда (как в этом случае) средневековое понимание оказывалось (случайно) много ближе к изначальному, чем романтичные фантазии Возрождения.

Неслучайно, средневековое искусство (в отличие от античного и тем более ренессансного) сформировало традицию изображения Эрота (Амура) с завязанными глазами. Что относило его к ряду таких однозначно негативных персонажей, как Смерть, Фортуна (как противоположность Божественному промыслу), Ночь, Неверность и других. Да-да, наше представление о богине Справедливости с такой повязкой как бы намекает, да... При этом изначально в античности Эрот никогда не изображался (и очень редко описывался) таким образом. Более того, Эрота-Амура-Купидона стали изображать в виде младенца\юноши, с факелом или комплектом лук-стрелы (что соответствовало его изначальному образу), но еще и с когтями грифона. Тем самым уже однозначно относя его к кругу демонов.

В нижнем правом углу. Это Джотто, фреска "Аллегория целомудрия" в церкви Святого Франциска в Ассизи (около 1290)

Тот же фрагмент крупнее - из замка Целомудрия изгоняются и Эрот, и его брат. Эрот - и с завязанными глазами, и с когтями.

Деятели Возрождения унаследовали живописные традиции Средневековья - но решили их перетолковать по своему, якобы "в духе античности". Слепота Купидона стала уже не обозначением его сущностной связи со Смертью и Ночью (его коллегой и его матерью), но признаком того, что он поражает "всех без разбора".

Пьетро делла Франческа, "Купидон с завязанными глазами" (1466)

И вообще, у него повязка только потому, что ему мама специально глаза завязала. Жан-Луи Франсуа Лагрене "Венера завязывает глаза Амуру" (1790)

Но полностью этого сделать не получилось, остатки все равно проявлялись - в итоге, мы имеем редко всплывающие сюжеты и изображения, которые нам не понять, без дополнительного разбора.

К таким относится и вот эта гравюра. Она принадлежит к ряду гравюр "бестселлера" того времени (раннего Возрождения), "Эмблематике" Андреа Альчиато (1531). Такие сборники, где автор помещал много миниатюр, добавляя к ним назидательное или философское описание были очень популярны. Обычно их содержание не выходило за стандартные рамки тогдашнего философствования (смеси христианского вероучения, веры в "хорошую античность" и тяги к тому, чтобы "все понять"). Но иногда среди них попадаются изображения, унаследованные от Средневековья (или реальной античности) и непонятные сейчас (хотя и снабженные соответствующим эпохе комментарием автора). Альчиато, похоже, был первым автором достаточно объемного труда на эту тему (он есть целиком на английском или латыни здесь).

Гравюра о которой идет речь снабжена абсолютно невнятным комментарием: мол, как ты Смерть посмела украсть у Амура его оружие и подложить ему свое? Теперь он убивает людей и думает, что это он...

С некоторой натяжкой эту ремарку можно натянуть на идею о том, что любящие иногда умирают от любви. Но предыдущая гравюра подсказывает нам, что речь идет о совсем иной истории.

Итак, Смерть и Любовь гуляют вместе (по еще одной версии - вообще охотятся; этой версии была точно посвящена еще одна картина, но до нас она не дошла; слава Богу, осталась гравюра с неё). Купидон по определению слеп. Смерть - тоже. Большая Смерть несет оба их лука, маленький Амур - оба колчана. Устав оба решают прилечь, поспать. Проснувшись - они случайно меняются колчанами и расходятся. В итоге Смерть должна, по идее убивать - но дряхлый старик, которому место в Аиде, проникается чувством к молодой красотке. И наоборот, тот, кто должен был испытывать любовное влечение - умирает от стрелы Амура. При этом, они сами ничего не замечают: во-первых, нечем, а во-вторых, как все происходило раньше, так и происходит - люди влюбляются и умирают.

В итоге Любовь и Смерть оказываются не противоположностями, а просто коллегами, случайно выполняющими друг за друга свою работу.

Классический сюжет о Ромео и Джульетте (или о Паоло и Франческе) представляется теперь в несколько ином свете, правда?